БОГОРОДСКОЕ – 1901
СЕЛО БОГОРОДСКОЕ
(Записки проезжего человека)
А. С. П.
По служебным делам мне пришлось поколесить по Горбатовскому уезду. Свои впечатления хочу передать читателю. Начинаю с села Богородского, где я прожил несколько дней и куда попал, как только высадился с парохода.
Дуденевская пристань. Пароход тихо входит в узкий залив, загроможденный баржами с корьем. Бросили чалки, и мы остановились.
Я сошел с пристани. Впереди высилась зеленая стена гористого берега Оки. У подошвы – серенькие домики. На верху горы одиноко стоит маленькая часовня. Тут схоронен в памятный холерный год студент-медик г. Арефьев, умерший от холеры.
Рассказывают печальную историю о его смерти. Покойный в 1898 г. заведовал в Дуденеве холерным пунктом и, заразившись от пациента, умирал в крестьянской избе без всякой медицинской помощи. Послал он на земский пункт к врачу с просьбой помочь. Но коллега уклонился от приезда «по болезни» и «не посетил его даже и тогда, когда вынуждены были требовать его через полицию». Другой врач застал больного уже в таком положении, когда никакая помощь не могла спасти его от смерти. Скромная одинокая часовенка – единственный памятник самоотверженного деятеля – будит у многих в душе тяжелые мысли и воспоминания!
Восемь верст отделяют Дуденево от Богородского. Издали последнее не поражает своею красотой, так как стоит в какой-то яме. Вблизи впечатление еще более портится тем отвратительным запахом кожевенных заводов, которым пропитан воздух.
Когда я въехал в село, то какая-то особенная, чисто местная пыль, густым облаком окружила тарантас и не оставляла меня все время, пока я двигался по улицам. Мостовой на улицах села не существует, кроме базарной площади, где она не ремонтируется, и одного переулка, прилегающего к площади. Летом на улицах лежит толстый слой мелкой пыли, при каждом движении готовый подняться на воздух и залезть вам в уши, нос, рот. Весной и осенью Богородское «объявляется по движению неблагополучным». Громадные лужи и липкая грязь не сходит с улиц. Ломаются колеса, валятся воза, выбиваются из сил бедные крестьянские лошади. Так дело обстоит десятки лет, и нет надежды, чтобы все это кончилось в ближайшем будущем устройством мостовой.
О мостовой в Богородском совершенно не думают. В 1891 году во время голодовки обществу было предложено 40000 тысяч рублей в качестве ссуды с удобным распределением сроков уплаты на организацию общественных работ по устройству в селе мостовой, но предложение было отклонено.
«Отцы наши жили в грязи, да деньги нажили, к чему пристало нам жить чище!..»
В настоящее время есть причины, которыми оправдывают отсутствие мостовой.
«Денег нет, – говорят, – винная монополия отняла у села 11500 руб. да по иску наследников Шереметева присуждено получить с села около 43000 руб.
Но помимо того, что дело по иску далеко не кончено и передано в сенат, где, может быть, получит желательный для общества оборот, указания на эти расходы – лишь отговорки. Село растет и теперь имеет уже около 13 тыс. жителей. Кожевенное и гончарное производства, развиваясь, увеличили количество капиталистов, удвоили прежние капиталы. Грязные улицы застроились роскошными домами богачей; и когда посмотришь на уличную грязь, в которой плавают крестьянские телеги, да переведешь глаза на ряд богатых домов, невольно упрекаешь последние: «Как вам не совестно десятки лет спокойно любоваться на окружающую вас грязь?»
Я уже начал говорить о санитарном состоянии села. Чтобы не возвращаться к нему более, дополню картину следующими сведениями. Вопрос о санитарном состоянии кожевенных заводов и влиянии их на здоровье рабочих имеет за собою два диаметрально противоположных мнения. Есть противники и защитники санитарного состояния заводов.
Вот сведения врачебно-полицейского осмотра: «Стоки кожевенных отбросов, произведенный в искусственные запруды, содержатся небрежно и в некоторых местах проложены не в земле, а только лишь прикрыты досками, почему при всяком засорении жидкости застаиваются, пробиваются наружу и издают зловоние. У большинства жителей дворы содержатся неопрятно, отхожих мест и помойных ям не существует. Общественных бань нет, как и ночлежных домов. Профессиональные болезни Богородского: всевозможные простудные болезни, ревматизм, катар дыхательных путей, слизистых оболочек и также довольно часто сибирская язва».
Что может быть безотраднее такой картины! И если вы сами, читатель, увидите запрудье речки Рязанки с ее цветом малороссийского борща и с отвратительным зловонием, вы a priori сделаете заключение, что зараженный воздух разрушительным образом действует на состояние здоровья рабочих. А если вы посетите дворы кожевенных заводов с их ужасным запахом и крайней неопрятностью, то окончательно убедитесь в своем мнении.
Несмотря на все это, есть упорные защитники другого мнения. «Кожевни содержатся опрятно, – говорят они, – и по чистоте и количеству воздуха имеют преимущество перед многими казармами и крестьянскими жилыми домами. Работа в такой непривлекательной на вид обстановке не отражается вредно на здоровье рабочих; эпидемических заболеваний почти совсем нет, легочные носят случайный характер; в грязной речке не подвергаются гниению трупы попавших туда животных».
Эти два противоположные друг другу мнения имеют одну общую черту: необоснованность точными цифровыми медико-санитарными данными. Несомненно все-таки одно, что рука санитара еще не касалась Богородского и ему много придется поработать в этой девственной грязи. Советуем ему начать со школ, где от антисанитарного состояния страдают дети. Главный недостаток существующих в Богородском 11-ти школ тот, что в большинстве из них холодные и тесные ретирады; многие из школ содержатся неопрятно, комнат для раздевания учеников нет, вентиляции никакой. Во всех школах кубического содержания воздуха на каждого ученика недостаточно.
В несколько дней, которые пришлось прожить в пахучем Богородском, мне удалось собрать сведения, рисующие жизнь этого, в высшей степени интересного села с разных сторон.
Прежде всего, в Богородском – очень редкий по нашему времени строй общественного самоуправления. В последнее время им заинтересовалось министерство внутренних дел.
24 ноября 1896 года сельско-волостной сход в с. Богородском пришел к такому заключению: «Имея в виду, что состав правления очень ограничен в числе, старшина занят исполнением своих обязанностей по делам полицейским и распорядительным, а волость наша состоит из села, заключающего в себе более 1900 домов, мы находим, что правление не имеет возможности проследить за всеми мирскими интересами». Поэтому сход уполномочил 8 избранных им лиц заведовать хозяйственной частью общества. Так создалась «хозяйственная комиссия», в состав которой вошли восемь энергичных лиц. Сход предоставил им заведовать всеми доходными статьями, сдавать их в аренду, заключать договоры, изыскивать новые доходные статьи, составлять совместно с волостным правлением сметы предстоящих расходов и представлять на утверждение Общества способ раскладки мирских повинностей, проверять действия должностных лиц в отношении произведенных ими расходов. Комиссии предоставлено право ведения всех дел, уголовных и гражданских, до общества относящихся. В среде самой комиссии вопросы решаются большинством голосов наличного состава уполномоченных. Годовой отчет и все постановления уполномоченных печатаются в нескольких экземплярах.
Необходимость учреждения такой комиссии выдвинута самой жизнью. Дела общества с тех пор значительно улучшились; так, при прежнем порядке сбор с питейных заведений не превышал 7 тыс. руб., комиссия сразу увеличила его на несколько тысяч и довела до 11500 р.
Для удобства выполнения правлением своих обязанностей село разделено на 25 десятков (домов по 60–80 в каждом десятке). Десяток выбирает из своей среды «добросовестного» для помощи старшине. Добросовестный иногда является представителем своего десятка. Во время общих сходок он перед сходом созывает свой десяток, передает ему, о чем будут говорить на сходе и пред общественниками до схода выясняются предметы общего решения.
Зная по опыту, как неудобно решать важные общественные вопросы на сходе, где присутствует до 1000 человек домохозяев и не имеется удобного помещения для схода, общество постановило ходатайствовать о признании законности за сходом представителей от десятков, но ответа на это ходатайство до сих пор не получено.
Такой выборный строй самоуправления для Богородского самый лучший. И не в нем ли намечено решение вопроса наилучшей постановки крестьянского самоуправления вообще.
Из вопросов общественной жизни особенно жгучим в настоящее время является иск наследников Шереметева. Читатели «Нижегородского листка» уже знакомы с сущностью этого дела. 6 августа было назначено судебным приставом взыскание с села 43 тыс. руб., присужденных наследникам Шереметева. Опись товаров, отправленных на ярмарку, могла бы сильно повредить сельской промышленности. Но взыскание почему-то не состоялось, и богородчане подняли голову. Теперь дело пошло в сенат и в Богородском сильно уверены, что победа будет на их стороне. Известный адвокат, бывший профессор, С. А. Муромцев взялся за ведение дела.
Другим тяжебным делом у села является дело с высоковским обществом. Всеми способами богородчане хотели выселить высоковское волостное правление из помещения, им занимаемого уже 30 лет. Помещение это, бывшее помещичье, подарено селу Богородскому, но высоковцы оспаривали его, говоря, что помещик подарил дом своей богородской вотчине, в состав которой входила, кроме с. Богородского, вся нынешняя высоковская волость. Богородское безрезультатно потратилось на ведение этого дела, а некоторые из уполномоченных его по приговору оленинского суда посидели в арестном доме за самоуправство, допущенное ими в этом деле. Дело это остановилось теперь и неизвестно, будет ли вновь возбуждено; судебной палатой указано, что этот спор подлежит разрешению третейского волостного суда.
Знакомство с образовательными учреждениями села я начал с народной библиотеки-читальни.
Это новенькое деревянное здание, расположенное на площади в центре села. Выстроено оно два года тому назад на частные пожертвования. Субсидируется ежегодно земством и обществом села. Главное достоинство читальни в том, что она совершенно отделена от других учреждений. В Ворсме и Павлове, например, библиотеки-читальни помещаются в зданиях волостных правлений, что неблагоприятно отражается на количестве посетителей.
Внутренность читальни меня поразила строгой обдуманностью плана и уютностью. Впереди сделана эстрада, по бокам которой расположены библиотечные шкафы. Здесь во время чтений помещается чтец и фонарь. Далее идет зал, где размещаются столы с газетами. Кроме того устроены хоры над входом. Длиною поменее 18 арш., шириною 10 ½ и высотою 6 арш. Из окон падает масса света.
Посетителей читальни довольно много. Зимой перебывает в праздничный день до 200 человек рабочего люда. В будничное и летнее время бывает менее, так как работы на заводах, начинаясь очень рано, кончаются очень поздно – в 8 час. Один подросток, с которым пришлось мне разговаривать в читальне, передавал, что теперь читателей менее и потому еще, что рано запирают читальню. Ее запирают в 8 ч. вечера, и заводы прекращают свои занятия около этого времени.
– Я, – объяснял мне бойкий паренек в грязном фартуке, – служу в голичном заведении и должен бы быть на работе сейчас, да случился пожар в селе, все убежали. А я тем временем улучил минутку газетку почитать.
Он сосредоточенно сидел над «Новым временем».
Количество посетителей с каждым годом увеличивается. В 1900 г. их было уже 10893 чел. По количеству выписываемых газет богородсковская читальня стоит выше ворсменской и даже павловской. Выписываются: «Новое время», «Свет», «Нижегородский листок», «Волгарь», «Природа и люди», «Спутник здоровья», «Воскресенье», «Нива», «Вокруг света», «Родник», «Всходы», «Детское чтение», «Душеполезное чтение», «Миссионерское обозрение» и «Сельский вестник».
Библиотека сравнительно мала (1361 том), что объясняют недостатком средств. В иные годы она совершенно не пополнялась. Между тем спрос на книги и количество подписчиков с каждым годом увеличивается. В числе отмеченных посетителями, как желательные для библиотеки, находятся Гаршин, Некрасов, Сенкевич и др. Выдачей книг заведует определенно нанятое лицо.
Зимою в помещении библиотеки-читальни устраиваются народные чтения с туманными картинами. Фонарь – собственность читальни. Интерес народа к этим чтениям так велик, что иногда распорядителям приходится пускать на чтение только по билетам.
– Нет средств на постройку вместительной аудитории, – сказали мне.
Опять нет средств! Между тем годовой оборот только крупных кожевенных заводов достигает 2 миллионов!
Нельзя не видеть во всем старание распорядителей библиотеки-читальни. Оно не пропадает даром – и газета, и книга понемногу пролагают себе путь. Невольно напрашивается на сравнение ворсменская библиотека, которая падает с каждым месяцем только потому, что заведующие ею стоят не на высоте развитого понимания образовательных нужд народа.
Павлово, благодаря присутствию в нем интеллигентных сил, мечтает уже о народном доме и находит, что в населении готова почва для него. В Богородском эта почва также имеется.
– Нет у нас инициаторов, – говорил мне один обыватель Богородского, – а то, может быть, и можно было бы размягчить сурового заводчика. Бывают и у него минуты, когда он может пожертвовать на просвещение.
Что касается школ, то Богородское, несмотря на свои капиталы, никак не может опередить образовательные требования населения. Построит школу на 50 человек, а на следующий год опять лишних 50 детей, которых некуда поместить.
В настоящее время школы все переполнены, многим придется отказывать в приеме, а новых школьных построек и не думают воздвигать.
Слышится лишь старая песня: «Винная монополия взяла 11500 руб. у общества, да иск Шереметева – 43000 р. До школ ли тут».
Впрочем, женская школа начата перестройкой, но работы, кажется, стали и когда окончится эта постройка, Аллах ведает. Попечитель учебного округа разрешил преобразовать в двухклассное, но отказал в просимом на текущие расходы училища ежегодном пособии в 1000 р. и единовременном на постройку здания 1500 р. Попечитель этого училища Обжорин также отказал в пособии. Просьбу о субсидии отклонило и земство.
Все знают достатки Богородского и не спешат пособиями. Знает и Богородское свои достатки…
В Богородском есть ремесленное кожевенное училище, открытое в 1899 году.
Когда я вошел в помещение этого училища, какой-то давно не бритый господин в красном галтухе и желтых туфлях встретил меня. Мы познакомились. Он сурово взглянул на меня и начал почему-то без удержу громить лицо, недавно в печати высказавшее свой взгляд на Богородское кожевенное училище. Мне пришлось выслушать залп грубой филиппики и раскаяться в знакомстве.
Кожевенное производство в Богородском существует сотни лет. В способах выработки кож усовершенствований никогда не вводилось. Между тем в других местах России и за границей эти усовершенствования дали возможность кожевенным заводчикам приготовлять такие же сорта изделий, как и в Богородском, но лучше и дешевле. Чтобы удержать за собою рынок, местные заводчики стали искать выхода, чтобы поставить производство на должную высоту и ввести в него новые сорта. Этим выходом и было учреждение ремесленной школы. Для выполнения своей задачи она должна вырабатывать не только сорта кож, изготовляемых на местных заводах, но, главным образом, передать ученикам секрет выработки новых сортов, передать, например, секрет скорого дубления кож.
Само по себе дубление кож в несколько часов не является секретом и открыто применяется на многих заводах России. Процесс такого дубления описывается, несомненно, и в специальных книгах. Но для богородсковского невежественного заводчика, у которого до сих пор процесс дубления продолжается около трех недель, все это пока секрет. И вот этот секрет, предполагается, будут знать ученики школы, научившись от специалистов-учителей, побывавших и за границей и поработавших на передовых русских заводах. Только при этом условии – знания и умения применить на деле новый способ выработки – богородсковский заводчик возьмет к себе на завод в качестве мастера ученика школы и даст ему вместо 300 р., как он сейчас дает мастеру, 700–800 р. в год.
Перспектива иметь возможность применять технические усовершенствования в кожевенном производстве заставила заводчиков интересоваться школой, отдать под нее дом и отпустить 700 р. в год на содержание. Впрочем, все это дали не заводчики, а общество, которое имеет в среде своих членов много бедноты, для которой эти усовершенствования едва ли отзовутся так прибыльно, как для заводчиков. Теперь заводчики поостыли к школе, так как прошло уже два года, как 20 человек учеников учатся в ней, а о секрете и помину нет. Может быть, – в будущем, так как курс трехлетний. Но и в будущем, говорят, секрет останется секретом. Неужели за особые деньги придется покупать его?
В какое положение будет поставлен ученик школы! Он пройдет 3 года обучения в школе, будет владеть общими техническими и торговыми знаниями, но не узнает главного, в чем нуждается местное производство, – новых способов выделки, и местный заводчик предложит ему, если только предложит, 300 руб. в год, как и мастеру, в школе не обучавшемуся. Заводчик будет по-своему прав оценить так низко знания его, а ученик будет раскаиваться, что потерял 3 года.
Нет, Богородское должно требовать посвящения в эту тайну, и чем скорее, тем лучше…
На какую бы сторону общественной жизни села мы ни обратили внимание, везде перед нами кряжистая фигура заводчика. Его тугой карман – властелин. Трудно растрясти его. Он дает мало и неохотно, а берет… ой, как много! Пользуется всем, чем только возможно.
История с больницей как нельзя лучше подтверждает наличность больших аппетитов у богородсковских капиталистов. Инициатором явился врач Н. А. Медовщиков. В добрую минуту он выступил с своим предложением, собрал до 18 т. р. пожертвований, и постройка больницы началась.
Больница была благополучно построена и обществу, которое являлось собственником ее, предстояло или взять ее в свое распоряжение, пользуясь от земства ежегодной субсидией в 680 р., земскими медикаментами и медицинским персоналом, или же отдать ее земству по нотариальному акту, как требовало само земство, и тогда уже быть совершенно свободным от каких-либо расходов. Расчет простой: в первом случае общество несет массу расходов, во втором – оно не затрачивает ни одной копейки. А размер пользования услугами больницы в том и другом случае одинаков.
Но тут-то и начались интриги и застращивания. Рабочую бедноту села патроны убедили, что в предложении земства кроется подвох.
– Вот посмотрите, – говорили, – что в больницу земство будет принимать не наших больных, а из окружающих деревень, а нашим места не хватит.
– Лучше вот что, – убеждали они, – возьмите больницу в свое распоряжение и назовем ее общественно-заводскою.
Причем тут «заводская» сразу трудно догадаться. А дело очень просто. Заводчики обязаны по правилам фабричного законодательства иметь при некоторых условиях приемный покой на заводе. А если у них будет общественно-заводская больница, то им не нужно будет тратиться особо на приемные покои.
Сход оказался не на высоте положения, больницу оставил в своем распоряжении и ассигновал на расходы 1500 р. Нетрудно видеть к чему сведется дело при такой постановке. Ассигновка очень недостаточна и в больнице будут содержаться не 20 коек, а значительно меньше.
Больница, впрочем, еще не начала функционировать, хотя уже год как она стоит совершенно готовая. Устав до сих пор не утвержден. Он послан для утверждения года два тому назад, затем возвращен для исправления и с августа прошлого года о нем ни слуху ни духу. Поговаривают, что есть надежда на его утверждение в скором времени.
В Богородском чувствуется недостаток врачей. На тринадцатитысячное население их только два. Один земский и занят более амбулаторными приемами деревенских жителей, другой – частный, или, лучше сказать, домовой нескольких крупных заводчиков. Он «взыскан судьбою» и положительно не имеет времени для посещения богородской бедноты. Другой частный врач прямо необходим Богородскому. В особенности такой, который бы умел прописывать более дешевые лекарства и мог бы заняться лечением бедноты.
Есть в Богородском Общество потребителей, дела которого идут сейчас тихо. Членов в нем около 200, годовой оборот 36 т., а года два тому назад был 54 т. Пай стоит 10 р., членский взнос 1 р. и 15 коп. за заборную книжку. При выходе из Общества пай возвращается. Кредит неограниченный. У члена, например, 5 паев, а ему отпускается на 250 р. в долг. Только при таком кредите Общество и существует, так как каждый лавочник в селе отпускает в кредит на довольно большие суммы. Установилось это благодаря тому, что богородские заводчики могут платить только два раза в год: после Ростовской ярмарки в марте и в августе после Макарьевской. В остальное время года они без денег (имеются в виду небогатые заводчики) и берут в кредит. За 10 лет существования у Общества почти не было случает неотдачи долга. Главная торговля потребительского общества мучная и в ней оно нормирует цены в селе. В этом главная заслуга Общества. До его возникновения лавочники на мешок накидывали до 50 коп., а теперь вынуждены брать одинаково с Обществом – 15 коп. на мешок. Общество берет даже менее – около 10 к., так как обязывается развозить муку по домам и за нее платить развозчику, кажется, 200 р. в год. Потребительное общество отпускает товары и не членам. Так как дела в нем идут не блестяще, то расширить торговлю оно не может. Между тем нужда в расширении чувствуется. В Богородском большой спрос на разных сортов железо, гвозди и скобы. А в лавке Общества этих предметов нет и закупить их не на что. Печально то, что двое из членов правления Общества мало уделяют времени для дел Общества и возлагают тяжелое бремя на одного – третьего члена. Только энергия и может возродить Общество!
Но не во всем Богородскому неудача. Мало в нем школ, недостаточна медицинская помощь, ужасна санитария, но зато какой клуб! Ах, какой клуб! Пальчики оближешь, как говорил Петр Петрович Петух.
В этом деле на недостаток инициативы нельзя было пожаловаться. Инициатором явился интеллигентный буржуа. И вскоре веселое заседание загорелось огнями, буфет заискрился вином, захлопали пробки.
В истории клуба наблюдается два периода: обыватели называют их «прежде» и «теперь». Ах, это золотое, незабвенное «прежде»! В Богородское паломничали, чтобы посетить клуб. Приезжали агенты страховых Обществ, начальники станций, и почтенные старцы. И все они, несмотря на «смесь одежд и лиц», объединялись в трогательном единодушии:
В осенние дни гнули, Бог их прости,
От пятидесяти на сто.
И записывали, и приписывали
Мелом.
– В это время, – говорил мне один богородсковский клубист со слезами умиления на глазах, – клуб содержался только доходами с игроков. Какие капиталы проигрывались! Все до ниточки спускалось! И в тюрьму-с попадали неосторожные, все бывало…
Это время было блестящим периодом клуба; возбуждался даже вопрос, не справедливее ли было бы в учебниках географии заменить слова «село Богородское – центр кожевенного производства» словами «село Богородское – центр картежной игры, русский Монте-Карло».
Теперь ничего этого нет. Клуб живет воспоминаниями прошлого. Старцы стали редко посещать Богородское, начальники станций и агенты страховых Обществ перестали владеть капиталами и занялись своею службою. Веселье сменилось скукой.
И все с тех пор пошло ординарно. Лишь изредка обыватели забавляются новой игрой, игрой в произнесении спичей на какой-либо высокоторжественный случай. Ее выдумал местный житель и получил для поощрения жетон.
Нижегородский листок, 1901. № 225, 238